— Только ночь? — уточнил князь зачем-то, и так уже зная ответ на этот вопрос.
Дождавшись утвердительного кивка, поднялся и подал руку девушке, помогая ей встать.
— Я не гордый, — усмехнулся он и повёл Ведающую к своему коню, боясь и на миг выпустить её пальчики из своей руки. — Соглашусь… Вдруг, ты передумаешь? — тяжело вздохнул мужчина, давая выход боли, что поселилась в груди.
Но отпустить добычу на время, что понадобилось, чтобы отвязать лошадь и вскочить в седло, пришлось. Князь протянул руку Алинэе, и она ухватилась за неё, вслед за мужчиной взбираясь на коня. Крепко обхватила седока за талию и Оттар Яростный заставил развернуться лошадь, понукая, и пустил животное вскачь.
Эта ночь для мужчины была полна горечи и нежности, которая нерастраченной ждала своего часа все те годы, что он был знаком с Ведающей. Он словно каждым касанием, поцелуем, ласковым словом пытался удержать, объяснить, дать понять, что любимой лучше остаться. И в то же время князь понимал, ничего не изменилось от того, что несколько лет она лежала недвижимой. В ней всё так же был силён дух странствий, и она всё так же душой принадлежала всем страждущим и страдающим, не способная отдать свою любовь кому-то одному. И когда утром, она собралась и выскользнула за дверь, он не стал совершать прежнюю ошибку, удерживая девушку силой, просто окликнул на пороге:
— Лина, — и когда она обернулась, добавил. — Я жду. Ты можешь вернуться в этот дом в любой момент… Я люблю тебя и готов ждать вечно.
Ведающая просто кивнула в ответ, давая понять, что услышала и приняла к сведению, и тихой тенью растворился в темноте неосвещённого коридора. А князь Оттар остался, глядя на приоткрытую дверь и пытаясь справиться с тоской, что с утроенной силой принялась глодать его душу. Встряхнувшись и справившись с печальными мыслями, мужчина поднялся с постели и в первую очередь привёл себя в порядок. А после, знакомой дорогой отправился в Храм, надо было снять посты, предупредить паломников о том, что пора чудес завершилась…
И каково же было удивление Оттара Яростного, а в народе теперь, Смиренного, когда он увидел на пороге Храма Колдуна, прячущегося под плащом. Маг прекрасно понимал, князя могло удержать от ночёвки у алтаря, что-то действительно важное, потому Даэн терпеливо прождал всю ночь возвращения своего соперника, стараясь не думать о том, что прекрасно знает, где и с кем проводит время Оттар Яростный.
Дуэль взглядов этим утром длилась недолго, Колдун первым опустил глаза, поняв всё верно. Развернувшись, он отошёл от Храма и исчез, прежде процедив сквозь зубы, так, чтобы князь слышал:
— Я так этого не оставлю…
Оставшийся в обществе охраны светловолосый гигант пожал плечами, и вошёл в Храм… Шоком для него стало то, что когда он подошёл к беседке, обнаружил ту же картину, что и оставлял вчера — Алинэя спала, такая же бледная и недвижимая, как и всегда. Мужчина долго смотрел на девушку, не решаясь шевельнуться… У него осталось так много, и так мало. Возможность и дальше хранить покой любимой, а так же ждать, притом зная, что чудо уже раз случалось и может вновь произойти… И в то же время, он как верный пёс, на время оставленный хозяином, чувствовал себя как никогда одиноким и брошенным.
Этот день для князя Оттара прошёл непривычно… Мужчина сидел на пороге Храма, велев своим людям оттеснить паломников и объявить им, что посещение возобновится завтра. Обхватив голову руками, князь Ливенийский смотрел в пыль вытоптанной ногами верующих тропинки, и пытался осознать, лучше или хуже ему стало от того, что чудо случилось. Забыв про еду и про то, что стоило бы отдохнуть, он так и просидел весь день, только к вечеру приняв решение, жить дальше так же, как и до прихода Лины. Только в ежедневных, размеренных действиях было спасение и возможность дождаться очередного явления Ведающей, не сойдя при этом с ума.
— Ты придёшь, обязательно придёшь, — посмотрел на теряющуюся вдали тропинку князь и поднялся с порога.
Этим вечером Колдун не появился у Храма, что ничуть Оттара Яростного не удивило.
Эпилог
Алинэя, всё так же предпочитавшая выцветшую тунику Ведающей чему-либо более нарядному, сидела на траве, поджав под себя ноги. Она вдыхала полной грудью воздух, напоённый ароматом цветов, и смотрела на просыпающееся небо, расцвеченное сейчас над горизонтом всеми оттенками розового и лилового — солнце всходило.
— Я знаю, ты здесь, и ты наблюдаешь, — произнесла она в пространство, обращаясь к кому-то невидимому. — Выходи. Хватит прятаться.
Трава зашуршала, но только через несколько мгновений, и пред очи Ведающей выбежал Нахал. Он недовольно зашипел, когда девушка протянула руку к нему, собираясь погладить, и недовольно сверкнул на неё глазищами.
— Ревнуешь? — насмешливо спросила Алинэя. — Глупо, Бог Заступник… Тебе должно быть стыдно… Котом притворяться было не очень-то и красиво. Не находишь? Сколько лет ты водил меня за нос? Сколько лет исподтишка наблюдал за мной, и даже в те моменты, когда я переодевалась или купалась? Нахал, как есть Нахал…
— Я отворачивался, — обернулся кот темноволосым мужчиной.
— Не помню такого, — хмыкнула Ведающая и перевела взгляд с Божества на небо. — Но мне не жалко… Мне другое непонятно. Ты, Заступник, видел то, как гибли люди и не вмешался? Как так получилось? Почему ты не спас Уитта? Зачем было позволять Даэну проводить ритуал?
— Ты очень удачно умирала в этот момент. А сама бы ты не согласилась, — процедил сквозь зубы мужчина и отошёл к обрыву.
— Ты такой же бессердечный, как и Даэн, — сделала вывод Алинэя.
— Мир от этого стал хуже? — пожал плечами мужчина и нагнулся, чтобы поднять камешек с земли.
— Ты приговорил нас всех, Уитта, Даэна, Таю, меня… и князя Оттара тоже, — Ведающая потянулась и провела ладошкой по траве, собирая пальцами утреннюю росу. — Ты столкнул нас с Даэном, ещё в прошлой жизни…
— Миру нужна была магия, — прервал её Лиант.
— И Бог, не желающий всей власти только для себя одного? — проницательно спросила Алинэя и вытянула ноги вперёд, да зябко повела плечами. — Тебе надо было столкнуть нас с Даэном вновь, и ты пересёк наши пути с князем, и в первый раз приговорил Уитта, только для того, чтобы вырвать меня из привычной среды…
— Твоё призвание — быть Ведающей. Это в твоём сердце и душе, — повертев поднятый камень в руках, Бог кинул его в сонную гладь реки, и долго потом вслушивался в эхо, вызванное громким всплеском.
— Тебе надо было напоить моей кровью мир и растворить меня в нём… И ты бросил меня под жернова самолюбия Даэна, а Уитта под его нож, который держали мои руки… Я вижу цель, Заступник… Но средства, выбранные тобой, приводят меня в ужас. Сколько Ведающих погибло из-за того, что временно у Майи не было сил, чтобы их поддержать? Сколько людей погибло из-за того, что Ведающие пусть недолго, но были бессильны? Сколько столетий Ильясу придётся восстанавливать плодородие целого мира? И чему сможет научить магов Даэн, чью гордость ты растоптал? — в голосе Ведающей звучала горечь.
Девушка оторвала ладонь от земли и принялась её внимательно, с недоумением, рассматривать, будто видела впервые. Светлые слёзы мира — роса, соскальзывали с её пальцев, забирая прерогативу плакать у Ведающей.
— Не без твоего участия, — усмехнулся Бог и повернулся лицом к собеседнице. — А недобоги для того и созданы, чтобы работать…
— Недобоги… И я в том числе? Я, как свою, чувствую боль этого мира… Я чувствую его ужас от пережитых недавно катаклизмов… Я чувствую его настороженность, из-за ожидания скорых и колоссальных перемен, связанных с приходом магии… Ты уготовил мне страшную участь, чувствовать боль и счастье этого мира, Заступник. Так по какому же праву, ты носишь это имя, Бог? — Алинэя вздёрнула гордо голову вверх и прямо встретила пристальный взгляд зелёных глаз.
— Перемены давно назревали, — отвёл глаза мужчина и вновь повернулся лицом к реке. — Мир не должен быть статичен… Он должен развиваться. Две тысячи лет он жил по одним и тем же правилам, и совсем не менялся. Не меняющийся мир умирает. Всегда. Это аксиома. Он угасает, незаметно, постепенно… Он может быть благополучным, но без развития — он мёртв! Ты защитишь его от бесчинств недобога Мага. А недобог Маг и его последователи изменят… Глобальные изменения, никогда не проходят без жертв, Алинэя. Сравни цель и жертвы, которые ей были принесены. Жизнь целого мира значит много больше, чем жизни нескольких человек… А ты не недобог… Ты — душа этого мира!